На первый взгляд казалось, что сектор находится на грани разрушения. Еще немного, и перекрытия обрушатся, не выдержав полученных повреждений. Но опыт подсказывал Шикре, что основные контрфорсы пострадали не так сильно, а значит, они смогут спасти здесь еще несколько человек. Он вел свою команду все глубже в лабиринт переходов колонии, вгрызшейся в недра этого астероида, ища выживших для спасательной бригады и проверяя структурную целостность переходов, прежде чем разрешить спасателям начать их работу.

Шикра был командиром отряда разведчиков Сестер Евы. Они всегда идут первыми, нигде не останавливаются, находят пострадавших и идут дальше, пока это возможно. Большая часть их оборудования, сведенного к минимуму, состояла из костюмов повышенной защиты и спецсредств, рассчитанных на преодоление завалов. Также у них были сканеры, которые должны были обнаруживать источники теплового и электромагнитного излучения, но в условиях подобных техногенных катастроф толку от них было еще меньше, чем никакого.

Перекресток, на который они вышли, расходился в трех направлениях, одно из которых было свободно, а два других завалены. Переключив окуляры в инфракрасный режим, Шикра увидел повышенные тепловые уровни за блокированными проходами. По другую сторону завалов бушевало пламя. Оно не представляло опасности для его команды, но сканерам, настроенным на поиск выживших людей, через него было не пробиться.

Шикра на мгновение задумался, оценивая выбор дальнейшего маршрута. Долгие размышления в его работе были непозволительной роскошью: для запертых в шахтах людей они могли стоить жизни. Он выбрал левый проход, один из тех, что были заблокированы, и дал сигнал своим разведчикам пробиваться через завал. Они все были облачены в усиленные термозащитные костюмы со шлемами, оснащенными воздушными фильтрами, тепловизорами и передатчиками, хотя передатчиками пользовались теперь уже редко. Команда давно выработала свой метод более быстрой невербальной коммуникации. С разговорами уходит время. Слова ничего не стоят, когда человек, до которого ты не успел добраться вовремя, умирает у тебя на руках.

Его люди, не привыкшие сомневаться в принимаемых им решениях, без промедления заложили бомбу-раскладушку. Такие бомбы представляют собой компактное устройство из соединенных сверхсжатых тританиумных спиц, заключенных в изолированный корпус и небольшого взрывателя, помещенного в центре. Когда заряд срабатывает и тританиум входит в контакт с воздухом, спицы мгновенно начинают расширяться, разрывая все на своем пути и образуя жесткую конструкцию, похожую на колесо без оси. Действия этих спиц тщательно сбалансированы, и в результате получается дыра в стене, через которую может пробраться человек. Она не настолько велика, чтобы пропустить команду спасателей, обвешанных различным медицинским оборудованием, но разведчикам этого от нее и не требуется. Их задача — найти пострадавших и сообщить спасателям, а у спасателей есть свои собственные способы преодоления преград, рассчитанные под их нужды.

Отряд прошел через получившийся проем и продолжил движение вниз по переходам и техническим тоннелям. Шикра шел первым, и это было похоже на погоню за призраком, преследование отдаленного ритмичного биения сердца, пока оно не успело затихнуть навсегда. На каждом ответвлении он сразу знал, куда им надо идти, сворачивая в полной уверенности в выбранном маршруте. Вряд ли он кому-либо признался бы в этом, но в такие моменты он уже почти подсознательно начинал чувствовать, что надо делать. Не раз и не два побывав на подобных миссиях, он научился находить закономерности там, где, на первый взгляд, их быть не могло.

Шикра почувствовал, что наблюдает за их бегом по тоннелям как бы со стороны, как будто его телесная оболочка управляется некоей внешней силой, не нуждаясь в контроле со стороны сознания, и в памяти всплыла первая действительно тяжелая миссия, в которой он принимал участие.

Он тогда уже успел побывать разведчиком на нескольких рядовых вылетах, ему понравилось, но он все же не был уверен насчет этой работы. Она помогла ему сойти с пути саморазрушения и преодолеть зависимость от наркотиков, да и сама работа в Сестрах ему была по душе, но он всегда опасался снова сорваться, потерять контроль. Было такое чувство, что глубоко в нем оставался какой-то клубящийся сгусток, который он никогда не сможет взять под контроль. Хотя он избавился от абстинентного синдрома и испытал радость помощи людям, да и горе от невозможности им помочь тоже, этот темный клубок оставался, яростный и ждущий своего часа.

Так было, пока он не попал на свою первую крупную спасательную миссию, очередную пиратскую перерабатывающую станцию, разбомбленную каким-то охочим до подвигов капсулиром, и встретился лицом к лицу с покалеченной, кричащей в боли человеческой массой, оказавшейся запертой внутри. Тогда эта сфера внутри него дала первую трещину. То, происходило на этой станции, было невообразимо. Так ужасно, что его разум отказался осознавать все, что там видел. Он наблюдал сверху за собой, смотрел как помечает всех этих людей, ставит на них маячки для спасателей, выставляет уровень приоритета и идет дальше искать, кого все еще возможно спасти. Только намного позже он понял, что отключился от происходящего не для того, чтобы не потерять рассудок, а потому, что эта концентрированная боль и страдания заставили его почувствовать, наконец, что он является частью чего-то большего, чем он сам. Он больше не был центром и единственным субъектом своего маленького солипсистского мирка, и этот сгусток внутри него, сжатая сфера нереализованного потенциала, стала разворачиваться, открываться, реагируя на расширение и изменение его мира.

Сейчас Шикра стоял в очередном проходе. Обнаружив по пути еще несколько человек и пометив их, они достигли входа в глубинные, редко посещаемые уровни шахты. Монолитная порода здесь была слишком плотной для сканнеров и коммуникаторов, так что придется идти вслепую и без связи, полагаясь только на инстинкты. Было несколько направлений, которые следовало проверить, и Шикра быстро разбил отряд на пары, отправляя каждую к неисследованным проходам. Один из разведчиков, вероятно разнервничавшись от перспективы оказаться без связи в темных катакомбах, с несколько излишней жизнерадостностью заметил, что Шикра, похоже, всегда знает, в какую сторону идти, чтобы не оказаться под чем-нибудь вроде взрывающегося бака с кислотой или падающей балкой. Его голос разбил привычную тишину, как выстрел. Шикра засмеялся, и, пока нервозность не начала распространяться дальше, ответил, что все подобные миссии с опытом становятся похожими друг на друга. Он понимал, что это не ответ, но в давящей темноте шахт люди предпочли принять его за достаточно обнадеживающий и успокоились.

Пары скаутов направились к своим проходам, те, чьи проходы были свободны, перешли на бег, остальные начали закладывать бомбы-раскладушки. Шикра наблюдал за тем, как его команда исчезает в темноте. По правилам, разведчики не должны передвигаться на миссии в одиночку, но его статуса капитана отряда, а также реноме одного из лучших разведчиков Сестер было достаточно, чтобы он мог работать один. Его аргументом было то, что когда он уходит в поиск, то идет так быстро, что у остальных могут быть проблемы при попытке безопасно поддерживать его темп, и его команда, которая знала его не первый день, с этим была согласна.

После того, как последний разведчик пробрался через завал, он активировал раскладушку в последнем проходе, который оставлял для себя. Подождав, пока все удалятся за радиус слышимости, он побежал назад по проходу, через который они пришли. В темном углу тоннеля был боковой проход, который было тяжело заметить даже в режиме ночного видения. Он был не до конца обработан, завален каким-то хламом, так что надеяться, что в нем могло скрывается что-то, достойное затраченного на изучение времени, было бы неразумно.

Шикра имел свое мнение по этому поводу. Он видел знаки.

Расчистить немного мусор обычным зарядом. Бомба-раскладушка, чтобы сделать дыру, через которую можно пролезть. Теперь надо отключить предохранитель раскладушки и деактивировать ее за собой. Мусор упадет на проход и скроет все следы.

Шикра спустился.

Со временем, принимая участие в спасательных миссиях, он начал испытывать стремление к участию в наиболее тяжелых из них. Таких миссиях, после завершения которых, участников отправляют в отпуск на несколько дней, чтобы они могли прийти в себя. Это чувство, испытанное им, потеря индивидуальности на фоне чего-то большего, трагического, но с сохранением своей важной роли в происходящем, никак не могло выйти из его головы.

И, в конце концов, он начал подмечать знаки. Отдельные кусочки мозаики. Продуманные мазки кисти.

Это водоворот, живущий глубоко в нем, клубок, который никто не мог видеть, позволил ему почувствовать руку незримого автора, стоящего за происходящим. Кто-то аккуратно режиссировал события и использовал их для создания своего рода живущих и умирающих в процессе произведений искусства, и осознание Шикрой этого акта творения сделало и его неотъемлемой частью картины.

Конечно, нельзя было исключать возможность того, что он просто сошел с ума. Он и не отрицал подобную вероятность. Но он также не отрицал свои ощущения и прислушивался к ним. Другие члены команды часто говорили о том, как приглушить свою реакцию на то, с чем они сталкиваются на миссиях, но для него подобный подход был неприемлем. Он старался прочувствовать все, что видел на заданиях. Понемногу он начал находить закономерности.

Он начал проявлять удивительную способность находить выживших там, где различные помехи сводили на нет действие их сканнеров. Но он знал, что его просто вели туда, его испытывали. На каждом повороте был какой-либо знак. Иногда они были просто слишком очевидны, хотя больше никто их не замечал. Неправильный обломок камня, лежащий в куче других, обрывок одежды, свисающий с неподходящего участка потолка или едва заметные капли крови на практически скрытой поверхности, все это было неестественно, не на своих местах. Он никогда не упоминал об этих знаках, он просто следовал за ними. Потом знаки стали исчезать. Их сменило еще более кричащее отсутствие чего бы то ни было вообще. Тишина и пустота в определенных местах говорили ему не меньше, чем шум и предметы ранее. Они говорили о нереализованном потенциале. Пустота шептала, что здесь вполне могло что-нибудь быть, и поскольку тут ничего не было, следует проверить этот маршрут дальше.

Что-то непонятное отвечало за все подобные катастрофы, решил Шикра. След огня и крови. Он шел по этому следу.

Происходило подобное лишь периодически. Не каждая спасательная миссия позволяла ему приблизиться к пониманию происходящего. Но он научился распознавать те, которые могли, руководствуясь временем и обстоятельствами случившихся бедствий, начиная узнавать все больше и больше. И каждый раз, когда он погружался глубже, сфера внутри него раскрывалась все шире, наполняя тело пониманием гармонии полотна, представшего перед ним.

Он шел дальше, ведомый сквозь череду темных тоннелей, следуя за знаками. Иногда он их видел, иногда продолжал движение, веря, что скоро их увидит. Как будто он был послушником, проходящим инициацию на тропе испытаний какого-то древнего ордена.

На пути его лежал очередной завал из мусора, который определенно выглядел пустым и не представляющим никакого интереса. Эта безжизненность была как раз тем приглашением, которое он искал. Он установил раскладушку, открыл проход на другую сторону, и пролез в него.

Через несколько шагов он оказался в огромном круглом помещении, больше похожем на храм с живым алтарем в центре. Вокруг были разбросаны обгоревшие и растерзанные тела, в некоторых из которых еще теплилась жизнь. Здесь было шахтерское оборудование, которому, судя по ранам умирающих, тоже нашлось применение.

В центре комнаты, расположившись на огромной куче оборудования как император на троне, опираясь на массивный карабин «венорез» восседал человек, которого впоследствии он будет знать под именем Йорласа.

Йорлас, который, похоже, ощущал себя вполне комфортно на импровизированном троне, откинулся назад и наблюдал за Шикрой смеющимися глазами. Затем он поднял свой венорез, направил его на Шикру и выстрелил.

Инстинктивной реакцией Шикры на этот выстрел стало не спрятаться или уйти с траектории выстрела, а остаться на месте и принять его. Телу потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что ничего не повредило его плоть, прежде чем он сам успел удивиться тому, что все еще дышит. Он понял, что принял этот выстрел почти как перерождение, и этот человек, который, без сомнений, был ответственен за эту катастрофу, как и за многие другие, был тем самым художником, чья красная, пурпурная кисть придала цвет холсту его открывающейся сущности.

Затем Шикра услышал, что вместо него выстрел попал во что-то другое и оно дергалось на полу за его спиной, издавая ужасный визг. Он не стал оборачиваться. Все, что сейчас имело значение, было перед ним: мастер, его шедевр и приближающийся к ним с трепетом и восхищением подмастерье.

Стволом своего карабина Йорлас указал на блестящий невдалеке на полу предмет. Это был нож. — Возьми его, — сказал Йорлас, — и убей себя.

Шикра озадаченно замер, не отказываясь, но просто удивленный приказом. Он подошел к ножу, поднял его, осторожно провел по лезвию. Нож был острым, и он знал, что когда активирует диатермическое поле, нож без проблем пройдет сквозь его костюм и его тело.

Он не хотел этого делать. Он хотел жить. Разумеется, он хотел жить. Но дело тут было не в нем, и не в его желаниях. Не он был художником, и не ему было решать, какова его роль в этой картине. Он был кистью, которой наносились отдельные мазки, он был холстом, который с благодарностью принимал то, что творил на нем мастер. Инструменты не могут отказаться исполнять замысел живописца. Он даже испытывал своего рода гордость за то, что ему напомнили о занимаемом им месте, и, хотя он считал, что может быть еще полезен, не мог подвергать сомнению замысел художника. Он знал, что послужит цели, которая намного больше его самого.

Йорлас отложил венорез в сторону, сплел пальцы под подбородком и пристально наблюдал за Шикрой.

Шикра развернул нож острием к себе и приготовился его вонзить, когда Йорлас закричал: — Стоп!

В тишине не было ничего кроме тихого дыхания стен, одиноких капель конденсата, падающих с потолка и хрипов лежащих вокруг тел, которые покидала жизнь.

— Новый план, — сказал Йорлас и кивнул головой в сторону неподвижной фигуры, лежащей в углу. Этот человек был довольно сильно порезан, избит и едва шевелился. Женщина в порванной одежде шахтера. Она была стройной, с кудрявыми светлыми волосами и, если забыть о ее травмах, была не похожа на измученного работой шахтера; вряд ли она провела в шахтах больше года. Возможно, она была бригадиром или одним из инженеров, застигнутым здесь во время проверки.

Без раздумий, но и без спешки, Шикра с ножом в руке подошел к ней и, взявшись за волосы, перевернул ее тело так, чтобы стала видна ее шея. Он крепко держал ее волосы, чтобы избежать борьбы, но в этом не оказалось надобности. Ее глаза повернулись, чтобы увидеть его, но в остальном она была полностью неподвижна. Шикра присел и медленно погрузил нож в ее шею.

Она рефлекторно попыталась закашляться, но по-прежнему не двигалась, и Шикра удивился: что такое с ней сделал мастер, чтобы обеспечить подобное повиновение? Видимо, они провели тут вместе много времени. Он знал, что девушка умирает, но ощущал, что это не все, от него ожидают чего-то большего. Он повернул ее и подставил руки под стекающую из шеи кровь. Набрав полные ладони, он начал обходить комнату, разбрызгивая и размазывая кровь по стенам, как ученик, подражающий работе маститого художника.

Он занимался этим, пока не закончилась кровь. Йорлас не говорил ничего на его действия, но этого уже и не требовалось. Его действия создали сцену, а Шикра просто подписывал работу его именем.

Когда все закончилось, Шикра стоял с закрытыми глазами и чувствовал, как его сфера разворачивается в полную ширину, растягивая холст его сущности до предела, пока он почти не потерял нити, связывающие с окружающим миром.

Что-то удержало его. Здесь оставалось то, что было его предназначением, цель, за которой он может следовать вечно. Кисть в руке мастера. Но он должен был узнать еще одну вещь, отбросить последние сомнения.

— Как ты узнал, что я убью себя? — спросил он Йорласа.

— Зачем ты хочешь это знать? — спросил Йорлас в ответ, с нескрываемой заинтересованностью в голосе.

— Я через многое прошел по пути сюда. Я стал другим. Тем, кем мне заранее было предначертано стать, возможно. Но, все-таки... Откуда ты знал, что я готов?

Йорлас наклонился вперед и двумя короткими словами завершил трансформацию, растянув полотно в полный и окончательный размер.

— Ты улыбался.