Он чуть было не прошёл мимо, но всё же заметил этот музей, а для музеев он всегда находил время. Проход внутрь абсолютно ничего не преграждало: здесь не было ни двери, ни вешалок, ни информационной стойки. Было не похоже, будто кто-то рассчитывал, что человеческое существо может сюда заглянуть. Рубин огляделся вокруг в поисках автомата, где можно было бы приобрести входной билет, но не было видно даже считывателя кредиток.

Однако на стене висела табличка. Белесый прозрачный материал, из которого она была сделана, был похож на пластик, но издал звенящий звук, как стекло, когда Рубин по нему постучал. На его поверхности, вероятно лазером, были выгравированы логотипы нескольких известных корпораций Калдари, включая большую часть тех, что состояли в трёх главных союзах. Их угольно чёрные имена сильно контрастировали с кремовой поверхностью таблички, как и надпись, мелким шрифтом внизу, которая свидетельствовала о том, что благодаря любезности этой коалиции Калдарских корпораций вход в музей был бесплатным. Дальше через коридор виднелись полуразобранные механизмы.

Рубин был заинтригован и в то же время разочарован. Вывеска снаружи гласила: «Музей Электричества», что звучало не слишком обещающе, но по меньшей мере давало надежду, что возможно под ней скрывается нечто вроде модернистской художественной выставки. Теперь эта надежда растаяла, и раз это был музей Калдари, то здесь не будет ни следа Галлентской причудливости, ни величавого ужасающего дизайна Амарров, ни манеры Минматар в стиле «деградация или смерть». С другой стороны, поскольку это место принадлежало исключительно Калдари, то Рубин подумал, что, может быть, на него произведёт впечатление тот ура-патриотизм и пропаганда, отголоски которых будут неизбежно встречаться в экспонатах. К тому же, в своих поездках он всегда посещал все музеи, которые ему встречались, не то чтобы из большой любви к истории или теории искусства, а всего лишь ради эстетического удовольствия. Ему нравилось смотреть на то, что создали другие люди, и утопать в океане скрытых смыслов и незримых связей, которые он, как дилетант, едва мог различить. Обещание мнимых чудес и мимолётных впечатлений манили его больше, чем что бы то ни было.

Он вошёл. За главным входом открывалось просторное квадратное помещение, заставленное низкими колоннами. Сверху на каждой колонне располагались различные механизмы. Одни были спрятаны под стекло, другие закреплены длинными проволоками, свисавшими с полотка. Ни один из них не показался Рубину знакомым, так что он подбрёл к ближайшей колонне. На ней с одной стороны имелся небольшой тачпад с логотипом Ishukone и несколько кнопок.

Он нажал одну кнопку, и поверхность вершины колонны вспыхнула, освещая затейливое сплетение металла и пластика, которое она поддерживала под стеклянным сводом. Неприметный проектор, расположенный внутри купола, отобразил на стекле фиолетовый текст, повествующий об истории предмета и его предназначении. Из другого проектора вырвался зелёный неоновый луч, который через крошечные зеркала, ювелирно расположенные в различных точках на стекле, стал подсвечивать разные секции модуля в соответствии с отображающимся текстом. Рубин нажал на стрелку на тачпаде – фиолетовый текст прокрутился к следующей странице, а зелёные лучи переместились и подсветили другой блок из металлической части. Рубин знал, что в более крупных музеях использовались удобные 3D-проекторы, которые обычно демонстрировали полупрозрачную вращающуюся 3D-модель изделия, парящую над подлинником. Видимо здесь они не были предусмотрены бюджетом.

Шутки ради, Рубин нажал крошечную остроконечную кнопку сбоку тачпада. Мгновенно дисплей исчез, и на его поверхности начали появляться миниатюрные кнопочки, похожие на тонкие росточки, пробивающиеся сквозь мёрзлую землю. Небольшой считыватель карт выдвинулся с боковой стороны тачпада, и голос предложил поднести к нему свою ID карту, добавив, что как только он это сделает и таким образом подтвердит свою слепоту, стеклянные ограждения будут убраны, и тогда во время прослушивания описания модуля он сможет потрогать его руками. Рубин молча отступил и проследовал в следующий зал.

Как только он там оказался, он услышал голос, который поначалу принял за один из этих специализированных гидов для слепых, но немного погодя он заметил, что тот был так сильно преисполнен эмоциями, что мало походил на запись для музейной выставки. Он доносился из соседней комнаты, и Рубин прокрался туда. Его встретило скопление помпончатых шапок, похожее на поле, усеянное коробочками хлопка в урожай, всепоглощающие запахи вязаных свитеров и уютного парфюма. Стайка пожилых людей толпилась около низенького старичка, не спуская с него восторженных взглядов. Некоторые были приблизительного того же возраста, что и Рубин, в том числе двое молодых людей, которые были совершенно смущены самим фактом пребывания тут. Но всё же белизна волос среди них преобладала. Мужчина стоял перед экспонатом и произносил импровизированную речь о его дизайне с жаром Амаррского проповедника:

– Итак, здесь мы видим изделие, созданное корпорацией Nugoeihuvi, сокращенно Noh. И несмотря на то, что ему уже более пятидесяти лет, оно абсолютно точно характеризует философию их дизайна. Посмотрите на эти изгибы на внешней обшивке, как они соединяются с крыльями модуля так, что он излучает максимум тепла без риска потери структурной стабильности. И заметьте, как элегантно каждая трубка, идущая в главную камеру сгорания, огибает титановые штыри, придавая им повышенную стабильность без помех для их работы. Это великолепный образец инженерного искусства!

Голос мужчины был полон энтузиазма, а речь – вдохновенной и уверенной. Он следил за ней, умело выбирая слова, чтобы произвести нужное впечатление, но можно было заметить, как его тянуло распалиться, ускориться и дать волю языку.

Рубин подошёл к группе поближе. Он был немного выше престарелых дам и ему было видно куратора по пояс. Мужчина, которого, судя по бейджу, звали Энтри Шрар, стоял, прикрыв глаза и в восторге склонился так низко, что показывал на модуль, стоящий на пьедестале подле него, снизу вверх. У него была старое морщинистое лицо, а одежда несла на себе отпечатки бесчисленных путешествий по пыльным коридорам маслянистой истории механизмов.

Рубину пришло на ум, что в названии музея должно быть закралась ошибка. Кроме разве что речи куратора, похоже ничто здесь не было заряжено электричеством.

– Итак, с этой комнатой мы закончили. А сейчас, все готовы для, – Энтри сделал драматичную паузу, – специальной экспозиции?

Группа восторженно захихикала. Рубин улыбнулся и придвинулся чуть ближе. Казалось, что пока никто его не заметил.

– Прекрасно. Тогда пройдемте дальше. Я проведу нас в обход обычного пути, может быть, по пути обращу ваше внимание на пару предметов, – Энтри двинулся в путь, а пожилые леди и Рубин последовали за ним по пятам. Рубин пытался держаться поближе к мужчинам своего возраста, но кажется, и так никто не был против его присутствия.

Они прошли четыре комнаты, в каждой стояло по дюжине пьедесталов, на которых также было выставлено механическое оборудование. Все комнаты были отмечены логотипами корпораций Калдари, обычно в сочетании с информацией о спонсоре и коротким благодарственным посланием от музея. Иногда Энтри небрежно отпускал комментарии.

В комнате Hyasyoda:

– Видите этот прототип стабилизатора варп-поля? Может он и похож на радиоактивного щелкунчика, но в те времена именно эта марка была ошеломляющей новацией.

Проходя через коридор Lai Dai:

– А это одна из первых ракетных установок на крейсер, которые когда-либо выпускали Калдари. Lai Dai чуть было не обанкротились, пытаясь довести до совершенства свой дизайн, единственно лишь для того, чтобы увидеть, как год спустя его перенимают другие и запускают в массовое производство.

Остановившись в небольшом фоей Wiyrkomi:

– Годами Seituoda настаивали на том, чтобы их, довольно странного вида, фамильная эмблема собственного дизайна печаталась, гравировалась или каким-либо образом наносилась на внутренней части каждого модуля. Якобы она изображала Калдарское судно, из которого выстреливает огромная торпеда. Однако они прекратили её использование после того, как кто-то обратил внимание на то, что под определённым углом логотип выглядит порнографическим.

И вот они прибыли на специальную экспозицию.

Знак на двери предупреждал о том, что вход платный, и вся группа остановилась, помпоны на пожилых дамах закачались, когда они стали рыться в своих карманах и кошельках в поисках билетов. Рубин засомневался, стоит ли ему отделиться от группы, но прежде чем он успел решить, дрожащий голос куратора прогремел над ними:

– Не останавливаемся! Полный вперёд. Все следуем за мной.

Группа, пришедшая в почтительный восторг, тотчас же устремилась за гидом в комнату. Рубин последовал за ними, виновато улыбнувшись безучастному охраннику.

В комнате двумя длинными, идеально параллельными рядами стояли пьедесталы, на каждом из которых располагалось по одному модулю. Пьедесталы были точно такие же, что Рубин наблюдал по всему музею, но дизайн представленных предметов заметно отличался. В то время как повсюду преобладали чёткие резкие линии и отсутствие декоративных элементов в дизайне, у этих были мягкие изгибы, гладкие поверхности и определённо более сложные, почти запутанные конструкции. По стенам висели предупреждающие таблички «Руками не трогать», но предметы были даже не под стеклом, и Рубин не смог устоять и пробежался пальцами по одному из них, изучая его изгибы и завитки. Когда он поднял глаза, то увидел, что куратор уставился прямо на него, и он быстро спрятал руку обратно в карман.

Когда куратор вернулся к экскурсии, мысли Рубина унеслись в сторону. Он не мог не заметить, что в отличие от всего, что он осмотрел снаружи, в этой комнате каждый модуль, по крайней мере из тех, что ему было видно, был более элегантен и замысловат. Он огляделся в поисках разъяснений – таблички с описанием или чего-то подобного – но все, что он нашёл – это логотипы Kaalakiota и Sukuuvestaa с каждой стороны. Приглядевшись более пристально, он заметил, что один ряд полностью состоял из модулей Kaalakiota, а другой – Sukuuvestaa.

Рубин почувствовал себя совершенно растерянным. Он посетил так много музеев в самых разных местах, что хотя у него формально и не было диплома по истории искусств, он всё же считал себя в состоянии безошибочно различать стили в искусстве, даже среди похоже сконструированных изделий. И для него эти два ряда казались, как если бы они переместились сюда из другого мира. Они определённо выглядели Галлентскими.

– Кто создал это? – спросил он, обращаясь больше к самому себе.

– Два генеральных директора, – ответил куратор. – Точнее генеральный и финансовый директор. Они из тех времён, когда KK и SuVee всё ещё были в процессе разработки собственных бизнес стратегий и пытались прочувствовать, как лучше всего они смогут снискать расположение своих покупателей. Это одна из их попыток, всего одна линейка продуктов из многих, но достаточно выразительная. Вышло так, что они не сумели достичь этого добротой и участием, и в конце концов изменили свои тактики.

Рубин заколебался. Он не осознавал, что был замечен остальной частью группы, которая по-видимому наблюдала за ним всё то время, что он исследовал модули. Сейчас все взгляды были направлены на него.

– Э…

– Мы можем проследовать далее, молодой человек? – спросил куратор беззлобно.

– Да, пожалуйста. Спасибо. Извините, – сказал Рубин и проследовал за группой. Они медленно двигались между рядами, куратор указывал на каждый предмет по обеим сторонам, поясняя. Большую их часть он сравнивал с известными предметами искусства, живописи и скульптуры или чем-то подобным, и отмечал, что дизайн этих модулей имел очевидные признаки подражания им. Это удивило Рубина, который никогда не видел, чтобы Калдари увлекались более мягкой, более экспрессивной стороной искусства. Минимализм, символизм, и в эти дни милитаризм, были более им присущи.

Внезапно, как будто пересекая границу другой эпохи, модули изменились. Мягкие линии стали жёсткими и неподатливыми, гладкие изгибы сменились угловатостью, мягкие матовые поверхности стали зеркальными и отражающими. Это было едва уловимо, и не было бы замечено обычным наблюдателем, но для Рубина, ветерана бесконечных музейных путешествий, это было очевидно. Он остановился на полпути поражённый.

Остальная группа проследовала дальше, повествование куратора продолжалось непрерывно. Они прошли один или два пьедестала до того, как куратор очевидно заметил отсутствие самого молодого члена группы. Он начал искать Рубина глазами, заметил его и глухо прокричал:

– Я что-то пропустил в своих объяснениях, молодой человек?

– Не уверен, – ответил Рубин, – возможно, я что-то пропустил. Вы не могли бы мне рассказать, что случилось здесь?

Он махнул рукой в сторону первых модулей из нового строгого дизайна.

– О, ничего особенного, – ответил куратор.

– Ничего особенного? Они как будто из разных миров! – сказал Рубин изумленно.

– Это прошлое, мой мальчик. Оно часто кажется таким. Если мне позволено спросить, о чём именно вы говорите?

Рубин объяснил. Куратор пожал плечами и сказал:

– Всё возможно. Я не уверен, что вижу какую-то меньшую ценность в более поздних модулях. Если вам интересно, то сопричастные люди были смещены со своих должностей, и в ценностях произошло море изменений.

– Что вы имеете в виду?

Куратор подошёл к нему и вопреки всем музейным правилам по-отечески положил руку на модуль перед ним. Другую руку он положил на плечо Рубина.

– Я имею ввиду, что люди, создавшие старые модули, которые вы находите такими привлекательными, оказались главными участниками в довольно серьёзном скандале. Это было связано с финансовыми средствами компании, или скорее с их злоупотреблением. Они предпочли отступить, чем предстать перед судом.

Рубин был ошеломлён. Мысль о том, что авторы этих прекрасных изделий были безнравственны была почти непостижима для него. Но что-то в глубине души не давало ему покоя.

– Погодите. Это были генеральный и финансовый директора. Как они вообще оказались причастны к созданию модулей?

– Это не редкость, что главы компаний оказываются вовлечены в такую деятельность как дизайн, – ответил куратор. – В конце концов, часто модули являются своего рода подписью компании, представляющей её на весьма прибыльном рынке капсулиров. Некоторые директора сами интересуются процессом. И к тому же, – добавил он, – внешний вид модулей не связан с их функциональностью. Осмелюсь предположить, что вы могли бы сделать, ну хотя бы бустер щита в виде шляпы, если бы пожелали.

– Я не намеревался быть столь критичен, – сказал Рубин, чувствуя как дюжина близоруких глаз пытается сфокусироваться на нём. – Я не ханжа.

– Мой дорогой мальчик, я этого и не говорил! – ответил куратор с улыбкой. – У вас очень пытливый ум. В самом деле, в действительности, я был бы рад обсудить с вами это после окончания тура.

Рубин открыл было рот, чтобы вежливо отказаться от предложения, но что-то в глазах куратора остановило его. Вместо этого он кивнул и сказал:

– Последний вопрос. Кто это был, кто разоблачил этих двоих?

– Хороший вопрос, – ответил куратор, и этот странный блеск в его глазах вспыхнул ярче. – Как я и говорил, один из них был финансовым директором SuVee, и он был вторым в команде. Информатором же был его начальник, генеральный директор SuVee, человек по имени Кишбин.

– Его раскрыл его собственный босс?

– Именно.

– Он его должно быть ненавидел. Это случилось из-за того, что он работал с генеральным директором KK над этим?

– В какой-то мере, – ответил куратор. – Музей скоро закрывается, и я действительно должен провести этих прелестных молодых особ по оставшимся галереям цивилизаций.

Не обращая внимания на восторженные смешки престарелых леди, и закатывания глаз мужчин, куратор продолжил:

– Если вы всё ещё заинтересованы, то встретимся здесь после закрытия. Скажите охраннику, что вы ожидаете меня.

Сейчас музей казался ещё тише, лишь чистящие жучки, парящие над запачканным полом издавали единственный шум. Охранники либо слышали о договоренности между Рубином и куратором, либо им было попросту всё равно. Они оставили его в полном одиночестве.

Поначалу Рубин удерживал себя от того, чтобы пройтись по выставочной комнате, но когда куратор не вернулся, он рискнул вернуться обратно в музей. Модули теперь были другими: меньше реликвий прошедших эпох и больше неуловимых признаков реального прошлого реальных людей. Рубину пришла на ум мысль о том, как часто он забывал об этом в своих прогулках по музеям, как часто всем этим предметам, что он видел, он мысленно отводил условное место в настоящем, совершенно забывая, что люди, которые их создали были реальным людьми. Не призраками, не бесплотными сущностями, что создали искусство из пустоты, только лишь чтобы затем исчезнуть в них самим, а реальными людьми, из плоти и крови, такими же реальными, как он сам. Возможно эфемерными в этой величественной громаде вещей, но не бесплотными.

– Как вы думаете, что случилось? – спросил кто-то.

Рубин обернулся. Куратор подошёл бесшумно, и теперь стоял, руки в карманах, бледная улыбка играла на его морщинистом лице.

– С директорами? Я не знаю. Я уверен, дело было не в коррупции.

Куратор поднял бровь.

– Почему же?

– Во-первых, мне трудно поверить, что кто-либо, создавший все эти предметы, что я видел, мог бы быть плохим человеком. Я знаю, это наивно, ужасно наивно и примитивно. Такое мог бы сказать только ребёнок. Но я чувствую это нутром.

– Внутренние чувства иногда оказываются верными, – сказал куратор. – Или по меньшей мере ведут нас в более верном направлении, чем только лишь здравый смысл. Особенно в искусстве.

Они проследовали к выставочной комнате.

– Во-вторых, эти предметы куда более замысловаты. Если бы они хотели использовать их в качестве уловки, чтобы отвлечь внимание покупателей от финансовых проблем компании, они приложили бы куда меньше усилий к каждому отдельному дизайну, и вместо этого выпустили бы больше разных моделей. Быстро, вычурно, броско.

– Что если это были уловки не для публики, а для акционеров? Вложение денег для отвода глаз от их мошенничества? – спросил куратор.

– Хм, вы знаете эту историю лучше, чем я, конечно. Но даже если так, это не имело бы смысла. Если вы хотите снять самые сливки, то вам следует удостовериться, что, как только у компании начнутся проблемы, все следы будут вести в противоположную от вас сторону. В ином случае, всё, чего вы достигнете – это то, что вы гарантированно окажетесь первым подозреваемым, которого подвергнут проверке.

– Хорошо подмечено, – сказал куратор, и замолчал.

Едва приблизившись ко входу, они остановились в молчании и засмотрелись на предметы. Наконец, Рубин сказал:

– Я думаю, что это общение. Не знаю почему, но так это выглядит. Не соревнование, кто кого превзойдет, но своего рода взаимное созидание, стремление к новым высотам красоты, восходящая спираль к изящности и божественности. Я сейчас говорю, как какой-нибудь претенциозный искусствовед…

Куратор засмеялся.

– Я слышал и похуже. По крайней мере, вы говорите от сердца и не пытаетесь меня впечатлить.

Рубин прошёл в комнату.

– Так что же это такое? – спросил он, не оглядываясь на куратора. – Что побудило их на это, и что стало причиной их заката? Да и как их звали?

Куратор подошёл к нему.

– Их звали Дэвид и Йонат, и я полагаю, что вы первый человек за долгое время, кто задал мне этот вопрос. Что касается того, кем были эти двое мужчин, то вы не найдёте этого в книгах по истории. Они были любовниками.

– Что?

– Кхм, да. Дэвид был генеральным директором KK, а Йонат – финансовым директором SuVee. Они хранили это в секрете так долго, как могли, но что-то случилось, что заставило их изменить своему решению, или во всяком случае стать более беспечными. Эти модули были дарами друг другу и их любви.

– Неудивительно, что они утратили благосклонность, – сказал Рубин. – Это было бы совершенно неприемлемо… хм, для всех.

– Так и было, – сказал куратор.

– Удивительно, – Рубин прохаживался от одного модуля к другому, смотря на них под совершенно новым светом.

– Что же стало причиной их падения? Ах, погодите, вы говорили. Генеральный директор SuVee, Кишбин.

– Это так.

– Видимо он разозлился. Его правая рука, так отчаянно влюблён в генерального директора конкурирующей компании, что перестраивает политику компании под предлогом привлечения внимания потребителей.

– Не только это, – ответил куратор. – На самом деле эти модули имели скромный успех, что, безусловно, опечалило его ещё больше. Естественно он делал всё, чтобы удержать KK на плаву. История гласит – он даже противился публичной сделке, финансированию и прочему, требуя, чтобы Дэвид передал ему сотню единиц достаточно редкого минерала.

– Какого?

– Никто не знает, но по легенде Дэвид раздобыл две сотни, что несомненно было немалым подвигом.

– Ого.

– Всё окончилось тем, что Кишбин набросился на Дэвида ещё ожесточённее, так что Дэвиду пришлось выйти на чёрный рынок, чтобы установить контроль над своей компанией и обезопасить себя от посягательств Кишбина.

– Но это не помогло, когда стали известны обвинения в коррупции.

– Точно.

– Удивительно, – сказал Рубин, – получается то, что мы видим сейчас здесь – это гибель двух мужчин, это история о том, что случилось после того, как Кишбин окончательно добился своего и избавился от них.

– Да. Да, я думаю, можно и так сказать.

Рубин повернулся к нему.

– Вы говорите так, будто не совсем уверены.

Куратор хранил молчание так долго, что Рубин подумал было, что он собирается оставить его вопрос без ответа. Но затем куратор сказал:

– Нет. Вовсе нет.

Теперь была очередь Рубина промолчать, ожидая пока куратор озвучит своим мысли.

Старик подошёл к одному из модулей, пробежался по нему рукой и вздохнул.

– Я не думаю, что Кишбин пытался разрушить их. Я думаю, что он пытался спасти их от их собственного саморазрушения. Эти бедные двое не могли быть вместе, не могли ничего с этим поделать, и в конце концов это их погубило. Они взлетели слишком высоко.

– Как будто выставляя себя на обозрение всему миру.

– Именно.

– Оголяя, но оставляя покровы.

– Точно.

– Позиционируя себя так, что можно рекламировать это, даже если никто не догадывается, кто вы и каковы ваши истинные цели.

– Именно так я бы и сказал, да.

– Хотя это была бы бесконечная фрустрация, если бы никто так и не догадался, – сказал Рубин, – так что им пришлось приложить ещё больше усилий. Попытаться привлечь ещё больше внимания. Посылать ещё больше сигналов вовне. Пытаясь при этом добиться одобрения своих действий, даже если вы нарочито подчеркиваете, что это табу, зная, что таковым оно и является.

Куратор помедлил немного при этих словах.

– Да, я думаю, что это подходящее описание. У вас действительно получилось забраться к ним в голову.

Рубин протёр глаза.

– Нет так хорошо, как у вас, сэр.

– Что вы имеете ввиду?

– Знаете, я думаю, мне пора идти.

– Что?

– Без обид. Я хотел сказать, это очень мило, взглянуть изнутри на историю всех этих людей, и я уверен, что вы действовали из лучших побуждений, по большей части. Но я не голубой.

Куратор открыл было рот, чтобы заговорить, но не смог сказать ни слова и издал лишь хрипящий звук. Его щёки раскраснелись. Медленно он поднял руку и ткнул в Рубина.

– Ты, – сказал он наконец, – ты, ты, ты – маленький засранец!

– Постойте, я не желал вам ничего дурного. Давайте будем откровенны. И как я уже сказал, я признателен за экскурсию, правда.

Мужчина стал надвигаться на него со всё ещё поднятой рукой.

– Убирайся, – воскликнул он, его голос отразился эхом от стен. – Убирайся!

– Хорошо, я ухожу, – сказал Рубин, подняв вверх руки. – Сожалею, что это не то, чего вы хотели.

Как только Рубин выбежал, куратор опустил руку на одну из колонн, пытаясь успокоиться. К сожалению, в своём смятении он промазал и опёрся на модуль, который начал съезжать с колонны. Последнее, что Рубин увидел, направляясь к выходу, это как за долю секунды с громким грохотом маленькое тонкое тело куратора оказалось погребено под массой стали и проволоки.

– Столько лишних движений для саморазрушения, – проговорил Рубин, не обращаясь ни к кому конкретно, и покинул музей.

Перевод © trinary