Haatakan Oiritsuu, когда-то бывшая генеральным директором Kaalakiota, а ныне свергнутая, в изгнании, находилась в бесплодном, засыпанным снегом поместье, вдалеке от политики государства Калдари. Держа в руке живое растение, она достала острый нож и осторожными, точными движениями разрезала его вдоль, вскрывая все слои на пути к глубокой, блестящей, зеленой сердцевине. Она держала растение над небольшой кучкой торфа, выдавливая капельки сока из стебля. Своими ловкими пальцами она выжала его досуха, так обработав руками каждый дюйм, что не осталось ничего, кроме измочаленной шелухи.

Торф, уже обогащенный питательными веществами и химическими удобрениями, нуждался в большем. В почве шли все виды реакций, но для их поддержания требовалось правильное топливо — соки мертвых растений. В конце концов, как всегда, нужна была жертва, чтобы накормить голодную землю. Лучше питание для растений в этом парнике получалось из тех, что росли здесь раньше. Для каждого цветка было время цвести, и время для срезки.

Она всегда любила природу, особенно ту ее часть, что поддавалась спокойному, неторопливому наблюдению. Хаатакан выросла в строгой семье: там не было грубости и рукоприкладства, но было такое окружение, которое все, что вы сделали, и все, что вы сказали, запомнит и оценит; и воспитает вас, если того потребуют обстоятельства. У нее был крошечный садик позади дома, за которым она ухаживала, отдыхая от забот, и именно там она обнаружила, что цветы не только красивы — никогда не стоит упускать из виду красоту в жизни, — но как восхитительно они отвечали на уход; как тщательно их нужно контролировать и выращивать.

Ребенком она пообещала себе, что однажды станет супер — могущественной и мега — богатой, в миллион раз богаче, чем самый богатый человек в мире. И в тот день, когда она добьется этого — а она, разумеется, добьется — она проведет остаток своей жизни в своем саду, вдали от людей, ухаживая за спокойно растущими растениями.

Это был ее символ власти: сад. Когда она выросла, и стала очень влиятельной, как впрочем, и очень богатой, она никогда не забывала о нем. Когда она обосновалась здесь, захватив столько земли посреди пустоши, сколько могла без того, чтобы задеть граждан, она разбила оранжерею, легко превосходящую размерами добрую половину целого дворца. Большую часть своего времени она проводила там, терпеливо ожидая, пока мир созреет для воплощения ее планов.

Большинство растений в оранжерее были цветами. Хаатакан выбрала одно из самых красивых — прекрасный лиликий, обладающий толстым, жестким стеблем, увенчанным чистым, луковицеобразным цветком — и вырвала его, осторожно поместив во временный горшок на своем столе. Существовали машины, которые могли бы сделать это. Маленькие наноиды, которые превратят землю вокруг корней в скользкую нефть, чувствительные к давлению металлические руки, которые могли бы вытащить цветок, не помяв ни один из его усиков, листьев или лепестков. Хаатакан не верила в них. Как только вы пустили в свою жизнь автоматизацию — любой внешний процесс, на самом деле — вы пригласили в гости скрытую катастрофу.

Она пригласила катастрофу, но та не была скрытой.

Она взяла нож. Его лезвие было коротким, как у скальпеля, и достаточно острым, чтобы разрезать практически все живое. Перед ней стоял высокий лиликий, она приступила к работе над его цветком. Он расцвел, но еще не распустился, так что лепестки все еще были закрыты, словно застенчивая девушка в первую брачную ночь.

Она поднесла кончик ножа к одному из лепестков и остановилась. Нож был настолько острым, что начал немного проскальзывать внутрь. Она толкнула лезвие вниз, в наклонном положении, затем подняла его обратно вверх и скользнула вниз в другую сторону, как будто вырезая первые две стороны треугольника. Вместо прорезки третьей и извлечения образца из лепестка, она использовала кончик, чтобы подцепить верхнюю часть разреза, затем отогнула его вниз, как лоскут, оставляя небольшое окно в центре цветка. Края лоскута слегка изогнулись внутрь, и на каждом из них она провела очень тонкие линии, обрамленные резьбой от слабого нажатия ножом в верхней части разреза, оставлявшего мельчайшие ямочки.

Очистив нож фиолетовой шелковой тканью, она проделала это снова, с тем же лепестком, прорезая и отгибая, формируя треугольные закрылки, пока лепесток не стал больше похож на хорошо обработанные соты, нежели на что-то, выросшее в природе. Закончив, она приступила к следующему, за ним — к следующему. В конце концов, цветок был полностью изрезан, и дневной свет сиял сквозь его зияющие раны.

Нож Хаатакан скользнул вдоль стебля и срезал все листья, оставив растение голым. В каждое сочленение, где крошечные листья льнули к стволу, она глубоко вставляла кончик ножа в свежую рану и вырезала небольшое отверстие, удаляя даже малейшую возможность дальнейшего роста. Тонкие струйки непрозрачного сока побежал вниз, по ее пальцам. Когда, наконец, надрезы перестанут кровоточить, область вокруг них сморщится и сменит цвет, становясь чуть темнее и придавая цветку чудесный, испорченный оттенок.

Это был жестокий способ создания красоты. Но оставь цветок нетронутым, и ничего бы не получилось.

В свое время она была одним из самых мощных руководителей в мире. Она управляла одной из сверхдержав Нового Эдема, разделяя высокий пост с семью своими соотечественниками. Они боялись ее, как и всякого хорошего руководителя, но Хаатакан не понимала, насколько сильной была их ненависть.

Ее профессионализм в карьере обеспечил пристальное внимание со стороны государственной машины Калдари, где оценили черствость ее воспитания, и нашли ему хорошее применение. Люди знали свое место. Любой, не справляющийся со своими обязанностями, или еще хуже — потерпевший неудачу — исследовался, спокойно и профессионально, и все, что угрожало хрупкому равновесию, устранялось.

Она выкорчевала еще одно растение и поднесла его к раковине из поликарбонатного стекла, которую заполнила водой. У него было тяжелое корневище, похожее на узловатый, сжатый кулак, из которого рос один длинный стебель с розеткой листьев, и большие, луковицеобразные цветы, напоминающие лиликий.

Хаатакан положила растение в раковину, и оно медленно опустилось на дно.

Этот цветок, который славился своим непомерным влаголюбием и свирепостью, с которой иссушал почву, будет удивительно долго жить под водой. Он высасывал ее из окружающей среды, сколько мог, раздуваясь и тяжелея. Хотя и сохраняя пропорции, каждая часть — цветы, листья, стебель и даже корни — вырастут в несколько раз против своего первоначального размера. Растение никогда не остановится — будет глотать воду, даже если умрет. Цветок вырастет большим и красивым, с глянцевым блеском на своей напыщенной поверхности. Со временем, сияющий наряд маслянистых клеточных стенок начнет лопаться, и соки растения выйдут на поверхность.

Началась революция, которая, как она полагала, будет подавлена без особых проблем. Она почила на лаврах, не ослабела, но расслабилась; громыхала, словно гигант, шагающий по земле, не заботящийся о том, чтобы смотреть под ноги и даже не получающий удовольствия от воплей ужаса под ногами.

Если достаточное количество людей выказали страх, рассуждала она, то и она должна бояться, потому что она не встречала никого, кто бы казался бесстрашным. Это, полагала она, не означает, что их не существует. Это означает лишь то, что у них было достаточно чутья, чтобы не проявлять себя. Пока они не прорвались через все стены, что она возвела, сокрушая все на своем пути.

На одном из участков ее парника было небольшое дерево, до сих пор сидящее в горшке. Высотой с ее рост, с худосочным стволом без сучьев, и небольшим пучком листьев, осыпающихся от жары в теплице.

Его ствол был окутан тонким, сильно облиственным виноградом, который выглядел совершенно здоровым. Это виноградная лоза была паразитом и висела на дереве с помощью миллионов микроскопических игл, выпущенных в ствол дерева. Треть из этих игл на концах имела маленькие крючки, чтобы надежно держаться. Еще треть медленно и осторожно высасывала питательные вещества, когда они были нужны, и последняя треть впрыскивала что-то вместо них: соединения, подобные которым еще не научились должным образом синтезировать, убеждающие дерево в том, что его вкусно кормят, всем необходимым комплексом питательных веществ. Собственные силы дерева в производстве полезных соков были ограничены, а с ним и остальные процессы, в том числе и выработка антител, которые могли бы отравить паразита. Пока дерево думает, что его хорошо кормят, оно ничего не будет делать, кроме как ждать остатка своей постоянно сокращающейся жизни.

Одним из этих подрывников был Тибус Хет, который взлетел в центр внимания на шквале из огня и дыма. Он был взрывоопасный, злой человек, и Хаатакан не ожидала, что он или его планы приведут Калдари к последнему дню. С гневными мужчинами было легко разобраться. Но у Хета было прикрытие, и даже когда эта поддержка, казалось, исчезла, он получал помощь от очень твердого, спокойного человека по имени Янус Бравур.

Она посмотрела на одно крупное растение, которое росло в большой кадке достаточно долгое время. Недавно она посадила ряд более мелких растений, разных сортов, разбросанных вокруг достаточно близко, чтобы их корни начали соприкасаться.

Это растение, особенно агрессивный вариант розоида, почувствовало их присутствие. Даже если они не были сорняками и не представляли никакой непосредственной угрозы в этой богатой земле — которая была обогащена неплодородным торфом ее собственного изготовления, и, казалось, повышала агрессивные свойств некоторых из ее наиболее спорных цветов — оно стало наращивать колючки и направлять всю свою энергию на подавление любых других растений в кадке. Это заставило его ствол скрючиться, стать внешне хрупким, готовым переломиться от малейшего прикосновения, а лепестки настолько тонкими и слабыми, что они были не просто полупрозрачными; Хаатакан могла видеть тонкие вены под поверхностью. Стоя там достаточно долго, она могла видеть, как движутся соки, как будто из фотосинтезирующего сердца вырывались последние толчки перед распадом. Она будет ждать, пока растение зачахнет, затем обработает, и поставит хрупкий маленький цветок рядом с прочими, которые она держала в небольшой миске в фойе своего дворца.

Янус, подумала она, строит долгосрочные планы. Он, конечно, казался антитезой Хета, и был опасен. Он был из тех, кто считает, что знают больше других — способны действовать — и, в конце концов, присваивают чужие полномочия. Было ясно, что Янус является неотъемлемой частью структуры, которая поставила Тибуса Хета на его место. Сам Хет по-прежнему оставался главной угрозой для Хаатакан и семи других смещенных руководителей, потому что был заводилой и штурмовиком нового государства, в то время как Янус тихо сидел в тени, смазывая шестеренки и следя за тем, чтобы они крутились.

Пока что Хет сделал свой последний шаг: реорганизация государства Калдари, возврат к меритократии, на которой оно было основано. Бюрократический ход, независимо от того, насколько тяжело он укладывается в революционные условия. Смелый план, явно предназначенный для укрепления хрупких отношений Хета с гражданами государства, и того, кто опирается на нечто большее, чем огонь и энтузиазм. Министру необходимо спокойствие, чтобы не потерпеть колоссального поражения.

И поэтому Янус Бравур в одночасье стал Нулевой Отметкой для любого плана возмездия.

Эти два растения росли некоторое время, но не так долго, как можно было бы предположить, глядя на их высокие стебли.

Хаатакан погладила их. Каждое было высоким, почти с небольшое дерево. Ей пришлось положить их общий горшок на землю. Они были редкой, низкорослой разновидностью витиса, не склонного карабкаться по стенам или выкладываться на всю катушку, если получен правильный импульс.

Все, что действительно было нужно — другое растение того же самого вида. Природа лозы в том, чтобы подняться над окружением, и когда кто-то начинает требовать себе места, она сделает все, чтобы восстановить свое господство. Она не только почти в три раза усилит рост, но будет пытаться обвить своих конкурентов, воруя у них солнечный свет. Если соперником будет другой виноград, он сделает то же самое, и если эти двое будут тщательно обрезаны и направляемы, они окружат друг друга, как нити ДНК, поднимаясь к потолку в тихом балете взаимной конкуренции, пока, наконец, не умрут от истощения. Их безжизненные стебли останутся памятником глупости, и могут быть сохранены путем сушки и ламинирования, застрявшими в змеиных объятиях друг друга до конца времен.

Хаатакан следила за новостями. Янус Бравур внезапно заболел и теперь лежит в больнице, в тяжелом состоянии.

По правде говоря, она пренебрегала этим парником в течение нескольких месяцев. После пришествия Тибуса Хета, который выбросил ее на улицу, она провела в своем дворце много времени в раздумьях. Она подала в отставку, чтобы остаться здесь. По условиям Хета, ее безопасность была гарантирована только на ее собственной территории. Если она оставит дворец и направится в столицу Khyyrth, граждане узнают и убьют ее, а если скроется в лесу, то либо агенты Хета сотрут ее с лица земли, либо холод и лес просто проглотят ее.

Таким образом, она отступила в свою башню из слоновой кости, и оставалась там инертной, глядя на стены. Ее ярость утихла и уступила место депрессии, возвращая воспоминания всех этих прошедших лет, когда она была орудием других сил, отеческими по названию, но диктаторскими по природе, и не желала ничего большего, кроме свободы от них. Сад учил ее иначе — свобода достигалась работой над своими ограничителями, потому что если вы ждете, пока они исчезнут, вы просто просите другого хозяина своей судьбы выйти вперед — но она проигнорировала его уроки, и сама загнала себя в тупик.

Судьба Януса, какой бы она ни была, изменила ситуацию. Колеса опять завертелись. Хет был один и без поддержки. Несмотря на изменчивость этого человека, он был блестящим военным стратегом, и, несмотря на его общественное признание, по ее мнению, он был беспринципен. Военный пойдет на крайние меры ради победы; пока его дело, или его вера в свое дело, остается справедливой и честной, этика и обоснованность его методов не имеет значения.

Хет чувствовал власть интуитивно, гораздо лучше, чем большинство людей, которых он сверг. Столько бы она ни презирала его, она не могла отрицать этот факт. Сейчас, с выпадением из картины событий Януса и подготовкой директорами контрреволюции, он отчаянно нуждался в ком-то, кто знал тонкости маневрирования на самом высоком политическом уровне в государстве и был готов на все для достижения своих целей; кто держал руки на струнах и был готов сыграть.

Динамики в теплице выдали длинные, звучные ноты.

У нее был гость.

Одинокий плод висел словно маятник, на свисающей ветви. Плод созрел, был готов для сбора. Он был красивым, и это резко контрастировало с растением, на котором он родился, чье тело было усталым и изношенным.

Это растение, возможно, было вынуждено направить все свои усилия на создание плода, отвлекая все питательные вещества и остатки энергии, которые добывали корни и направляя их непосредственно в мягкую, сочную мякоть. Как только плод будет готов, растение, скорее всего, умрет.

Хаатакан сорвала его по пути и взяла сочный ломтик.

Ее гость принес небольшой монитор, на котором было видно лицо Тибуса Хета. Хаатакан проигнорировала его и сосредоточилась на женщине, вошедшей к ней во дворец.

— Я вас знаю — сказала Хаатакан.

— Ну, разумеется — произнес Тибус Хет из своего монитора. — Она — тот, кто отправил вас сюда.

— Последний раз я видела вас, когда мне диктовали условия, сказала Хаатакан женщине. — Вы спросили меня, знаю ли я, сколько народу меня ненавидит. И вы сказали, что если я попытаюсь бежать, в лесу я исчезну навсегда. — Она подошла к женщине и была рада увидеть мелкие капли пота, от которых блестели ее зачесанные назад волосы. — Люди теряются здесь навсегда, вы же знаете. Люди, избравшие не тот путь.

— Янус Бравур мертв — произнес Хет Тибус из района талии. Хаатакан сделала шаг назад и наконец, посмотрела на него.

— Я знаю, — сказала она. — А теперь вы собираетесь рухнуть.

— Нет, если вы сможете помочь — Тибус наклонился к экрану. — Мне нужна ваша помощь, мисс Ойритсуу.

— Вы, разрушитель Государства, нуждаетесь в помощи старушки — изгнанницы? Боже мой, как низко вы пали.

— Другие мегакорпорации в заговоре против меня. Все семь из них. Все, кроме вас. Мои агенты тщательно проверили каждого из ваших людей, но Каалакиота, в которой до сих пор остались ваши маленькие колдовские побеги, держалась в стороне. Почему?

— По той же причине, я полагаю, по которой вы послали ко мне этого гонца. Мы в долгу перед нашей преданностью делу, и дело это — мы сами и наше представление о мире. Все остальное вторично. И любой альянс всего лишь случайность, ничего больше.

— Я работаю на государство — заявил Хет.

— Забавно. Я говорила то же самое, когда была на вершине.

— Так вы отказываетесь? Вы хотите, чтобы SuVee и остальные снова поднялись?

— Конечно, нет. Нет никаких оснований для того, чтобы эти идиоты получили бразды правления. Но вы должны понимать, Хет, что я также не вижу никаких оснований для того, чтобы помочь вам остаться на вершине. Я все равно застряну здесь, ухаживая за растениями и наблюдая, как это великое государство разваливается в ваших руках на куски.

— Мы можем выработать условия. Вы бы не продвинулись так далеко, не умея вести переговоры — произнес Хет. Он откинулся назад от экрана, и Хаатакан увидела, что он сидит в кресле, вероятно, взятом в офисе одного из директоров. — Я думаю, что вы увидите множество оснований. Я думаю, что вы лжете, и стреляете наудачу.

Хаатакан склонила голову набок: — Вы думаете, я убила Януса?

Вопрос, казалось, не застал Хета врасплох, и это удивило ее. — Честно? — сказал он. — Я не знаю. Вы могли бы. Насколько я знаю вас и ваши методы интриги, этот разговор просто точка в вашем длинном, разветвленном плане, один из вариантов которого закончился вместе с вашим пребыванием у власти. Нет проблем. Я вел дела с менее надежными людьми, чем вы.

Она посмотрела на него долгим взглядом. Наконец сказала: — Мы могли бы что-нибудь придумать.

Хет улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, словно два хищника при виде еды.

Она планировала с тех пор, как умер Янус. И время, вновь проведенное в теплице, научило ее объединять ревущую жажду власти, которая жила в ее глубоком, бессознательном нутре с приобретенным спокойствием мышления, что всплыло в ее сознании.

— Как бы вы это сделали, будь на все ваша воля? — поинтересовался Хет.

Там будет семь сил, которые необходимо нейтрализовать, каждая из которых имеет какой-то порок. У каждого должен был порок. Вечным разочарованием врагов Хаатакан было то, что ее страстью было всего лишь садоводство.

Вы можете строить планы, оперируя группами людей, или потоками, текущими в обществе — часто абстрактные планы, но работоспособные — однако люди это совсем другое дело. Особенно люди деятельные, такие как Хет, который оставался для нее загадкой. Самым лучшим вариантом с такими субъектами было сблизиться и находиться рядом. Изучать. Самонадеянность забросила ее сюда, а компетентность в конечном итоге выведет обратно. Компетентность и терпение.

Остальные же, которых она знала давно, они не были тайной. С ними можно поработать. Она уже так делала.

— Предоставьте это мне — сказала она, протянула руку и выключила экран. Она перевела взгляд на Провист, держащую мертвый монитор, глаза которой остекленели от страха. — Теперь, моя дорогая, мы разберемся с вами.

Из небольшого кармана на спине своего платья она вынула маленький нож с очень острым лезвием, и спрятала его в руке.

Большой куче компоста требовалось питание, и цветам тоже. Пора было строить планы на будущее.

На самом деле, ее занятия в теплице сделали нечто большее, чем просто подготовили ее к предстоящим малым войнам. Она чувствовала, как будто прошла самоочищение, срезая мертвые ветви, которые выросли из ее прежнего ствола. Она очистилась и сбросила мусор — не грехи, последующие так же верно, как возраст, но старое мышление и допущения — и приготовилась к новой главе своей жизни. Приготовилась к тому, чтобы расцвести на этой новой целине.

Перевод © Ribnadzor