— Никто потом меня не обвинит за это, так?

— Не волнуйтесь о этом. Агентство вас прикроет, мы придумаем вам псевдоним и все будет в порядке.

— Ладно. Только я хочу быть полностью уверенным...

— Мистер Ситсуй, не забывайте о чем мы говорили.

— Я знаю, знаю, — юноша рассеянно теребил оловянное украшение в форме восьмерки, проходящей через обе его ноздри. Вид его растягивающейся кожи вызывал у нее тошноту.

— Хорошо, — сказала она не допускающим дальнейшего обсуждения тоном и остановила взгляд на столе между ними. — Как только вы будете готовы, давайте начнем сначала. Если вы захотите сказать что-нибудь другими словами, просто остановитесь и скажите: «Я хочу перефразировать». Если вы не уверены, что корректно что-то помните, очень важно, чтобы вы об этом сказали, даже если вы покажете нам, что помните это хорошо. Всё ясно?

— Да.

— Замечательно.

Она откинулась на спинку стула и хотела закурить, но быстро передумала. Лучше позволить ему расслабиться самостоятельно, подождать, пока он не почувствует почву под ногами в этой истории, а затем закурить, как знак того, что все в порядке.

— Хорошо. Итак, мы сидим, значит, примерно вчетвером...

— Стойте. Начните с того, чтобы рассказать немного о себе. Извините.

— Э-э-э. Хорошо. Я — Орин Ситсуй. Я, м-м-м, материаловед из корпорации Калдари Констракшенз. Сейчас работаю по контракту со Вторым Подразделением корпорации Каалакиота, в данный момент идет восьмой год службы.

— Все правильно. Спасибо.

— Верно. Значит так: вчетвером, может быть и впятером, но я хорошо помню только четверых.

— Это было здесь?

— В моем секторе. Восточная башня, уровень 55. Моя хата находилась в прекрасном месте, прямо рядом с галереями Синтакта и целой вереницей ресторанов. Наша небольшая группа, мы учились вместе, имела обыкновение часто там зависать. В то время мы все были новичками, знаете ли, и большинство из нас никогда не видело таких строгих инструкций, которые здесь действовали. То есть нам сказали, что они строгие, но я думаю, что они недостаточно работали в этом направлении, так как практически каждый из моих знакомых раз в неделю влипал в какую-нибудь историю. Один парень попал в ловушку в прачечной, после ее закрытия, и его потом спасали дроны обслуживания. Другой носил браслет, который закрывал участок кожи с его идентификатором и его двинуло собственной дверью. Каждый куда нибудь вляпывался, понимаете?

Она кивнула, сжав пальцы ног внутри туфель. Сигарета звала ее.

— Так вот, мы сидим в одном местечке, недалеко от моей хаты, во второй половине дня в среду, мы как раз вышли из длинной смены, таким образом у нас маячит впереди четыре свободных дня. Мы пьём, значит, балуемся стимуляторами — ну, легальными, конечно же, и просто хорошо проводим время. А потом поднялась суета. Оказалось, что появился какой-то капсулир. Вот, это было как раз перед большим бумом, так что яйцевики тогда встречались редко. Никто из нас еще не видел ни одного.

На первый взгляд он выглядел непримечательно — невысокий рост, темные волосы, обычное лицо. Родословная — Сивир, я уверен. С ним была группа охранников — реально мерзкие типы. Об охранниках из Хоум Гвард постоянно слышно на станции. Рядовые пехотинцы, так? Настоящие бойцы. Исполнять обязанности станционных охранников для них означает потерять лицо. У одного парня из нашего сектора был брат, вербовщик в Хоум Гвард, и он сказал, что те, кого назначали на космические станции, наказывались за малейшую провинность, даже если они были раньше командирами отрядов пехоты. Он говорил, у них была шутка о том, что быть станционным сержантом — это еще хуже, чем быть простым рядовым.

Я действительно должен был знать лучше, я уверен. Должен, но не знаю. Я должен был сообразить, но не сообразил.

Она достала пачку из кармана, ловко выудила одну сигарету, затем поместила ее между губ и подожгла. Издалека он смотрел на вишневое пламя, осветившее ее на несколько секунд.

— Не хотите сделать перерыв? — спросила она. — Торопиться некуда. Если вам тяжело говорить, мы можем немного подождать, — она выдохнула струю дыма, которая закружилась над ними.

— Не, — ответил он, откинувшись на спинку стула и положив руки на колени. — Не, все в порядке, — и продолжил говорить.

— Итак, я, значит, нахожусь в хорошем настроении, у меня впереди четыре дня выходных, и я потихоньку набираюсь алкоголем. И тут Жанейра, на другой стороне стола, начинает подавать мне какие-то знаки. В этот момент я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с парнем из Хоум Гвард.

У этого парня чудной взгляд. Он пялился на меня, когда я оглянулся, но почему-то казалось, что он меня не видит. Сначала я подумал, что это из-за моей кожи, поскольку метисы, как я, постоянно шатаются без дела по верхней палубе. Но потом я понял, что это из-за того, как я сидел. Я сидел на спинке стула, поставив ноги на сиденье, а правила станции запрещали так сидеть, знаете ли. Я вдруг почувствовал себя нелепо, как ребенок, который вот-вот получит от воспитателя. И я не знаю что заставило меня это сделать, но я сморщил свои губы в маленьком поцелуе.

Как только я это сделал, его глаза немного расширились, а Жанейра, заметив мой жест, оглядывается назад, и, когда она видит кому я его послал, начинает корчиться от еле сдерживаемого смеха, а затем и другие люди за нашим столом начинают улавливать смысл происшедшего. И все это время парень свирепо смотрит на меня, с самым страшным выражением лица, которое только можно увидеть. Я чувствовал фантастическую смесь страха и восторга, возможно я играл в очень опасную игру, и все могло закончиться очень плохо, но, знаете ли, я бы поступил так же, если бы ситуация повторилась. Хотя, на самом деле, все это было показухой. Как только я послал этот воздушный поцелуй, что-то внутри меня обмерло: «О, чувак, ты это сделал!» — и меня начал охватывать страх.

Еще несколько секунд он пялится на меня, затем отводит взгляд и продолжает внимательно оглядывать все вокруг, охраняя капсулира, который в этот момент разговаривает с только что подошедшим к столу парнем. В течении нескольких минут все тихо, я вроде как перестаю волноваться о том свирепом взгляде, и начинаю думать, что мне повезло, вроде того, что я избежал неприятностей. А потом все вдруг безумно завертелось, яйцевик встал и вроде как начал заваливаться назад, а парень, с которым он только что разговаривал, вроде того трясётся на своем стуле, а из его руки под столом выпадает что-то черное и круглое.

Через некотое время я заметил, что пехотинец, который смотрел на меня, направил в сторону этого парня что-то небольшое, похожее на пистолет. Его лицо было сконцентрировано в этот момент, а так же было наполнено ненавистью, словно он прямо сейчас собирался его прикончить. Проходит несколько секунд, парень продолжает сидеть, покачиваясь и выглядя очень злобно, а все пехотинцы, так сказать, вытаращили глаза, и я подозреваю, что мы тоже, все там только и делали, что на него пялились, словно застыв.

Внезапно этот солдат остановился, и парень резко упал на стол. Парни из Хоум Гвард начинают свой пыхтящий, так сказать, танец «охрана периметра», а один из них уводит капсулира прочь. Мы вообще сидим, разинув свои рты, наблюдая за тем, как разворачиваются события, вот. А затем я замечаю, что пехотинец, я уверен, что это тот парень, который пялился на меня, тащится прямо к нашему столу, и мой, было успокоившийся страх стремительно возвращается назад. Мы все слегка напуганы произошедшим и встречаем его полу стоя. Мой друг начинает ему что-то говорить, но охранник направляется прямо ко мне и хватает меня за руку. У него довольно нервный вид, как будто он не уверен в том, что сделает в следующий момент, но в его глазах гнев, абсолютно безумная ярость, понимаете?

Ну вот, он захватывает мою руку, и я инстинктивно начинаю сопротивляться, так? Я не понимаю, что он от меня хочет, и я типа вырываю свою руку, что на мгновение выводит его из себя. Я начинаю что-то лепетать, а он обходит меня и просто бьет — размахивается своей долбаной пушкой с хромированной рукояткой и мочит ей прямо мне в переносицу.

Вот, я не боец. Я рос в детском саду КК, никогда не дрался, не интересовался боевыми искусствами. Так что, до этого момента, я слабо себе представлял как это может быть больно. Блин, это было больно! Сначала мои глаза просто резко расширились. Затем потоком потекли слезы. Я ничего не мог видеть. Что-то отвратительно треснуло и я упал на свой стул, чувствуя как что-то горячее растекается по моему рту и вниз — по шее. Я пытался что-нибудь сказать или сделать, но я был шокирован настолько, что просто сидел и бормотал что-то невразумительное, хлопая глазами.

Жанейра потом мне рассказала, что этот парень окинул всех взглядом, холодно изучая обстановку, а затем решил, что неплохо было бы повторить. И повторил. Еще раз. Второй удар, к счастью, заставил меня потерять сознание.

Она посмотрела на него, как надеялась, с состраданием во взоре. Он снова теребил свою штуку в носу.

— Я испугался писать жалобу, но через пару дней узнал, что за меня ее написала Жанейра. Она была еще больше расстроена ситуацией, чем я. Возможно она чувствовала себя немного виноватой, потому что она тоже смеялась над этим парнем.

Так или иначе, мы его больше не видели. Я получил официальное письмо с извинениями от командующего станцией пару недель спустя, но это ничего не говорило о том, как они его наказали, и наказали ли его вообще.

— Вы уверены, что это был он? — спросила она.

— Да. Иначе я к вам не обратился бы. Я не дурак. Я знаю, что факты имеют свойство всплывать, несмотря на лучшие намерения, и я знаю, что эта история не сделает меня любимчиком для этого парня и его друзей. Я просто нуждаюсь в деньгах. Поэтому я и раскололся.

— Несколько из вас, а?

— Да. Только я больше не чувствую себя здесь комфортною. Я имею ввиду, что мы работали для блага Государства до того, как этот бонза пришел к власти. Мы работали для Государства из-за самой его сути. А сейчас там один единственный человек, у которого все находятся под пятой. И его прибыль перевешивает нужды общества. Я имею ввиду, мне нравится то, что он делает, в некотором роде. Настрой здесь — скорее оптимистичный, действительно есть сильное стремление к цели, но... Я не знаю. Надеюсь, я имею право оставить при себе свои мысли?

— Куда вы собираетесь пойти?

— Я бы не хотел об этом говорить, если это не столь важно для вас, — он смотрел на нее несколько секунд, а затем выдал подобие жалкой полуулыбки.

— Ладно, — сказала она, давая самописцу сигнал отключения. — В общем, я думаю, что у нас есть все, что нам было нужно. Денежная компенсация уже должна быть на вашем счете. Спасибо за вашу искренность, мистер Ситсуи.

В офисе исполнительного редактора, Харбена Муллара, царил вечер, а за двумя крошечными окошками кабинета помошники студии деловито разбирали дневные декорации, их инструменты свистели и щелкали под искусственным освещением. Она стояла перед редакторским столом, на котором лежала ее работа.

— Рассказ был подтвержден тремя из четырех других свидетелей. Девушка переехала в другую часть региона. Я не смогла ее опросить.

Муллар не смотрел на нее. Он барабанил пальцами по столу. — Хорошо, — сказал он.

— Сам Ситсуи не думает, что нападение было мотивировано расовыми предрассудками, но я думаю, что история говорит сама за себя.

— Угу.

— Забавно, он носит в носу восстановительную сетку. Это технология минматарского племени Верокиор, устаревшая несколько сотен лет назад. Я его спросила, почему он не может просто восстановить нос. Он ответил, что это ему нужно как напоминание, чтобы больше не делать глупых вещей. Как драматично.

Мулар кивнул. Пам-па-рам, пам-па-рам, отстукивали его пальцы по столу.

— Все было проверено. Хетт был в Хоум Гвард в то время, и его назначили на эту станцию тремя неделями раньше. А спустя четыре месяца после инцидента он был уволен. Официальной причиной было сокращение бюджета, но это был не единственный инцидент, и я сомневаюсь, что его начальство могло долго игнорировать такое его поведение.

Муллар прекратил свою дробь, откинулся на кресло и вздохнул. — Я знаю, что все было проверено, — сказал он. — Это хорошая работа, Рекка.

Его тон показался ей ужасно знакомым. Она одарила его долгим взглядом.

— Не выйдет, Харб, — начала она.

— Да, только что звонили из Центрального Агенства. Они запретили эту работу.

— Не получится, Харб, — сказала она.

— Да, сказали положить в запас, на неопределенный срок. Директива пришла прямо с самого верха.

— Но это хорошая работа. Все в рамках приличий. Это же не пуля, — ее голос нарастал. — Я думала, что мы договорились, мы только приводим примеры...

— Мы договорились, Рекка, но ты прекрасно знаешь, что, если Агентство решило, что мы не можем публиковать это, значит мы не можем публиковать это. Это выше моих полномочий.

— Они хотя бы объяснили причины? Или это обычное дерьмо из разряда «стратегия защиты информации»?

Муллар вытащил сигарету из пачки. — Возьми завтра выходной, — сказал он, зажимая ее во рту. — После уик энда будет время поговорить.

Она просто стояла, уставившись на него. Некоторое время она смотрела на то, как он щелкает маленько зажигалкой и быстро окунает кончик сигареты в синее пламя. Он отвечал ей выражением смиренной твердости, а затем пустил струйку дыма в пространство между ними.

Рекка повернулась на пятках и вышла.

Дверь офиса Харбена Муллара закрылась, и огоньки студии мигнули и погасли, один за одним.

Перевод © Heritor при поддержке коллектива Seven Crafts