Все эти заблудшие дети :: Хроники :: EVE-ONLINE

Джетек, страдая бессоницей, спустился по пустому коридору корабля и оказался под звездами.

На каждом космическом корабле есть смотровая площадка, а ее назначение варьируется от проведения мероприятий до созерцания и размышлений. На одном корабле это может быть большим залом, украшенным и теплым, наполненным оборудованием для наблюдения за звездами. На маленьких кораблях это небольшая комната с окном и видеоэкраном около него, где можно вызвать любую информацию о планетах, находящихся в поле зрения.

Эта помещение было чем-то средним. В округлом зале с одним входом, под светом, падающим с высокого потолка, мягко поблескивали немногочисленные золотые сиденья. Стены были украшены амаррскими религиозными символами, фигурами и образами, но большинство из них перекрывались недавно вывешенными знаменами Дома Сарум. Основной мебелью, кроме металлических сидений, были расставленные в центре и дальнем конце комнаты маленькие, без спинки, скамьи, обитые мягким, похожим на замшу, пурпурным материалом. Дальний конец комнаты представлял собой стену из прозрачного поликарбонатного стекла, а за этой небьющейся преградой расстилался открытый космос, бесконечный и неизменный. Многочисленные туманности маленьких королевств занимали большую часть этого пейзажа.

Сидя на этих низких скамьях в центре комнаты, можно было почувствовать себя маленьким, как ребенок. В эти тяжелые времена Джетек иногда жаждал такого ощущения. Он приходил сюда, когда ему нужно было успокоить бешенный поток мыслей в голове, и этот маленький уголок в бурлящем мире, маленький лес из металла и звезд, никогда не отказывался предложить свою убаюкивающую тишину.

Джетек был выбран в эту команду так же, как и все остальные. Он был исследован двумя командами психиатров и докторов, и хотя он никогда не выпячивал свою преданность — он же член команды, а не политик — она не подвергалась сомнению.

Вот почему его взяли на этот корабль, который должен был доставить Императрицу Ямиль Сарум к ее цели в этом многодневном путешествии.

Свита, которую она взяла с собой, размещалась в их секции жилых помещений, и хотя команде разрешалось смешиваться с королевским окружением, это не одобрялось. Каждый знал свое место на корабле.

И когда Джетек вошел в комнату и сел на одну из скамей, он ожидал, что его как обычно встретит блаженная тишина его убежища, так как большинство членов команды спокойно спали, а окружение Императрицы находилось в собственных покоях.

Когда кто-то издал легкое покашливание, от неожиданности волосы у него на затылке стали дыбом. Он обернулся на звук, и от увиденного в затемненной части комнаты почувствовал, будто кожа готова сползти с его тела от страха.

Каждый знал кем была Ямиль Сарум до своего появления, и каждый прекрасно знал что она сделала в недавнем минматарском вторжении, хотя эти две истории, казалось, никак не были связаны. Тем не менее, все соглашались, что именно она остановила минматар. Она несла с собой славу, настолько легендарную, что она достигала мифических уровней, а ее изображения показывали исключительную красоту, которая будоражила умы молодых людей. Но она была благочестива настолько, насколько можно было быть благочестивым в этом мире.

Перед ним, не далее десяти шагов, стояла Ее Высочество, правитель Амаррской Империи, Императрица Ямиль Сарум Первая.

Он издал звук, напоминавший нечто среднее между мяуканьем и сдавленным всхлипом.

Она стояла и рассматривала его, затем сделала несколько шагов ближе. Его ноги превратились в желе, и на все попытки убежать отвечали только подергиванием. Той частью мозга, которая не была охвачена паникой, он был даже благодарен судьбе, что страх парализовал его и он не убежал без оглядки от Ее Высочества, что, вероятно, было бы даже хуже, чем ввалиться к ней без дела или без приглашения.

— Как вас зовут? — произнесла она. Он просто продолжал глазеть на нее, не способный выдавить из себя ни слова.

Она подошла ближе. Ее коричневая шелковая мантия тянулась за ней, словно еще одна тень, а золотистая отделка на сгибах мерцала в неярком свете. Длинные каштановые волосы волнами падали на ее спину, настолько темные, что практически не отличались от одежды. Она улыбалась, от чего ему стало еще хуже.

— Я устала разговаривать только с моей свитой, — сказала она голосом который был похож на теплый солнечный свет. — Мне душно. Я хочу обратиться к другим, особенно — к уединившимся в темноте душам. Мы не должны бояться неизвестности.

Она склонила голову немного в сторону.

— Вам хорошо? У вас открыт рот, как у слэйвера в предвкушении еды.

Его горло наконец решило пропустить воздух и он обрел дар речи:

— Императрица, я так сожалею, я не хотел вторгаться, простите меня, я сейчас же уйду.

— Останьтесь, пожалуйста, — сказала Сарум. — Я хочу побыть в компании. В этой длинном путешествии нечего делать, кроме как размышлять или разговаривать самой с собой.

— Я действительно не хотел к вам подкрадываться, Императрица, я и не думал, что так получится.

— О, успокойтесь. Я не чувстую ни малейшей опасности. И я слышала как вы шли, — сказала она.

Это удивило Джетека, он мог бы поклясться, что не издал ни звука, когда пришел, но вместе с этим он смог немного расслабиться. Он поднялся со своего места, на мгновение замер перед Сарум на коленях, затем снова встал и подошел к окну, стоя там на приличествующем расстоянии. Она подошла к нему и тоже стала смотреть на звезды, заставив его кожу снова покрыться мурашками в мрачном предчувствии.

— Что вы думаете о творениях Божьих? — спросила она.

— Простите, Ваше Высочество?

Она одарила его еще одной замечательной улыбкой.

— Небеса, Джетек. Моря, по которым мы плывем.

Он раздумывал над этим, стараясь перестать быть похожим на идиота. Лучшее, что он мог придумать сказать было:

— Я думаю, что они замечательны, Императрица. Это действительно единственное слово, которое я могу придумать.

— Это хорошее слово, — сказала Сарум. — Но что те люди, которые населяют их?

— Некоторые из них тоже замечательны, — ответил Джетек, готовый откусить себе язык. Не важно насколько были привлекательны политические взгляды Императрицы, ведь они отличались от мнения Канцлера, а идти против его мировоззрений было плохой идеей.

Казалось, она заметила его колебание, поскольку она улыбнулась и сказала:

— Да. Некоторые из них действительно замечательны. Но что до тех, кто нет? Что мы должны с ними делать?

— Я уверен, что Ваше Высочество знает это лучше всех, — быстро ответил Джетек.

Она снова устремила взгляд на звезды, не давая никаких намеков на то, одобрила ли она его ответ. Но ее выражение лица стало стальным и холодным. Это напомнило Джетеку ничто иное как тень, набежавшую на планету. Он уже не надеялся выйти из комнаты живым.

— Был один человек, я не помню его имени. Я сделала все, что могла при тех обстоятельствах, но ему это не помогло, — сказала она. — Ему нужно было высказаться. Некоторые люди, когда они находятся в отчаянии, не могут найти нормального выхода из положения. Им нужно шуметь и стрелять, это заложено у них в головах.

— Так что же вы сделали? — спросил Джетек, злясь на себя.

Она остановила на нем свой стальной взгляд.

— Вы реагируете. Иногда вы должны причинить боль другому человеку, чтобы заставить его понять, как он увечит себя. Вы спасаете его, будучи злодеем не только для него, но и для всех, кто соприкасается с ним, чтобы они не сгорели в его адском огне, — она отвернулась от звезд и села, не отводя пристальный взгляд от Джетека. — Так мы получаем наказание, неправильное слово для правильной вещи, что то, что оставляет знак в их жизни, возвращает над ними контроль, делает их пригодными для жизни в обществе. Какое слово я пытаюсь найти, Джетек?

— Мне жаль, но я не знаю, Императрица. Мне правда жаль, — Джетек помнил этого человека. Его имя было и оставалось — Керриган Оша. В своей пламенной речи на открытом собрании он кричал и ругался на Ямиль Сарум, называя ее так, как нельзя называть верховного правителя собственной империи. Заседание ассамблеи превратилось в хаос, а семья Оши отказалась от него, в надежде спасти себя. Некоторым образом это сработало: Лорд Оша был арестован и признан виновным в ереси, что влекло за собой смертный приговор. Но Императрица предоставила ему некоторого рода милосердие. Она заменила смертную казнь декретом, который обязывал вытатуировать сказанные им в запале слова на каждом кусочке его кожи. Сарум предложила ему удалиться в монастырь, чтобы до конца жизни изучать священные писания, что он принял с благодарностью. Его прежняя публичная жизнь на этом практически закончилась.

— Императрица смотрела вдаль. Она сказала:

— …Благословение.

Джетек дрожал.

— Я хотела привести его в наши объятия, ведь если бы у меня не получилось, он бы бился до тех пор, пока не разорвал себя на кусочки, и у нас не осталось бы никакого выбора, кроме как окончить его страдания, — сказала она, снова обращая взгляд к звездам. Ее лицо смягчилось, и это было похоже на солнце, которое снова взошло.

— Как вы считаете, я красива? — спросила она намного более спокойным тоном.

— Да, Ваше Высочество, — ответил он не раздумывая.

— Вы думаете, что я внушаю благоговение? — каждый слог мягко ложился на свое место.

— Да, Ваше Высочество, — снова ответил он.

— Думаете, что я ужасна? — спросила она так, будто это был точно такой же вопрос как и все.

— Да, Ваше Высочество, — сказал он, понимая, что фактически так оно и было.

Тишина окутала их. Не было слышно ничего, кроме приглушенного шума корабля — тихих скрипов и шорохов, будто от движения чего-то живого. Это удивило Джетека, он не думал, что-то столь мощное может тыть столь тихим.

Она все еще смотрела на него тем далеким пристальным взглядом, хотя, ждала ли она от него что-то или просто была погружена в мысли, он не мог сказать. Он не смел разочаровать ее и поэтому сказал:

— Вы дали ему больше милосердия, чем он, возможно, заслужил, Императрица. Люди должны иметь уважение.

Она кивнула и встала, подойдя к окну. Шелк ее одежды мягко шуршал, двигаясь вслед за ней. Она сказала, будто обращаясь к звездам:

— У этого человека было пять детей и двенадцать внуков. У него были друзья, пусть он их уже и потерял. Он был известным человеком. И уважение, так же как и его нехватка — это маленькие огоньки, которые должны оставаться яркими и живыми.

Судно, поскрипывая, слегка накренилось.

Она, обернувшись, смотрела на него, и ее лицо теперь было самим солнцем, ослепительным и величественным, мирным и успокаивающим, сосредоточенным и всепоглощающим. Это было так, будто вас качают в колыбели руки конца света.

— На его плоти, среди слов священного писания, мы вытатуировали имена его детей и внуков, — сказала она, и Джетек готов был поклясться жизнью, что в ее глазах что-то блеснуло, будто желая вырваться на свободу. — И он никогда не забудет, кем является он, или кем являемся мы.

Она снова затихла. Он громко сглотнул и, поняв, что у него открыт рот, быстро его закрыл.

— Но вы же никому не скажете об этой встрече, — сказала она. В ее тоне не было никакой угрозы, он не предвещал опасности; просто расслабленный, даже заинтересованный, уверенный.

— Конечно нет, — сказал он.

— Конечно нет, — повторила она. — Я знаю, что вы не скажете.

Звезды казались холодными и равнодушными к Джетеку и его судьбе, которая напоминала колеблющееся пламя, готовое погаснуть в любой момент.

Императрица смотрела на те же самые звезды.

— Мы должны спасти их, всех их, спасти от них самих. Мы должны исправить их судьбы и принять их в свои. И мы должны любить их, неважно, насколько это больно.

Она прикоснулась к стеклу и добавила:

— Всех этих заблудших детей.