Прошедший день принес усталость и раздражение. В такие дни, лежа на своей койке, не хочется даже думать. Теперь таких дней стало слишком много. Закрываешь глаза и видишь такие вещи, которые нелегко вынести усталому старику. Так что приходится бодрствовать, смотреть в иллюминатор на немигающие звезды и вслушиваться в тишину.

Вот что привлекло внимание: тишина, или скорее ощущение тишины, бархатным покрывалом окутавшее пространство. На корабле никогда не бывает по-настоящему тихо — просто разум учится блокировать все эти едва заметные шумы — но других членов команды особенно не слышно. Корабль построен с таким расчетом, чтобы приглушать звуки повседневной жизнедеятельности окружающих людей. Это хорошо; это создает некоторую уединенность и помогает не сойти с ума, если у твоего соседа за перегородкой каюты насморк или он любит петь.

Нет, в этой полумертвой тишине единственное, что можно услышать, это сам корабль. Приспосабливающийся к космосу. Аккуратно приводящий к равновесию распределение своей массы и тепловыделение. Разминающийся.

Я давно не слушал его, но после долгого и трудного дня это подсознательно успокаивало. По доброй воле я бы не отправился в этот рейс. Если не принимать во внимание нашу сомнительную операцию, сам корабль был далеко не из лучших и не из самых тщательно обслуживаемых в регионе — даже Эрену пришлось бы с ним повозиться — но за всё надо платить. За всё надо платить, и Эрен, который заплатил так дорого, он умел слушать.

В первый раз я повстречал Эрена в похожем рейсе много лет назад. В то время уровень технологий был довольно высок, еще бы — я жил на чертовом космическом корабле — но все же даже близко не мог сравниться с нынешним. Например, не хватало надежных автоматических ремонтных систем, что было основной проблемой транспортных кораблей, в задачи которых входило перемещение высокотехнологичного оборудования в чрезвычайно простой и смертоносной среде.

На таких кораблях хорошие опытные инженеры ценились на вес любого драгоценного металла, который бы они ни назвали. Самые квалифицированные из них более успешно ладили с оборудованием, нежели с командой, и всегда получали свободу действий, как в регламентированных процедурах, так и в рабочих условиях. Некоторым людям такое не нравится. Меня устраивает. Мой корабль должен доставить меня в пункт назначения в целости и сохранности, и этому не очень поспособствует, если я начну заставлять какого-то парня раскладывать свои запчасти в алфавитном порядке, вместо того, чтобы заниматься ремонтом.

Корабль переживал не лучшие времена. Нам удалось не получить повреждений — кажется, мы перевозили какой-то объемный груз и точно не были оснащены для боя — но что-то где-то постоянно ломалось и замедляло наше продвижение. Никто из команды не мог это исправить, даже те люди, которых специально взяли в качестве ремонтников. Наконец наш командир объявил, что через несколько систем мы зайдем в док. Это было отклонением от маршрута, которое должно было существенно сдвинуть наш график, который мы и так уже не соблюдали из-за всех этих поломок. Я открыто поинтересовался, зачем нам такие трудности, заберем ли мы на этой станции специальную команду, или специальное оборудование, которое сможет найти дефекты в нашем оборудовании, или что-то еще.

Мой тогдашний начальник ответил отрицательно. Всего лишь одного этого парня.

Мы дотащились до станции и сидели там полдня. Меня назначили помощником, но момента заговорить с этим человеком мне не представилось. Мне объяснили, как подготовить ремонтную площадку, приготовления в основном состояли из ползания по внутренностям корабля с кучей тяжелых инструментов. Я сделал всё согласно указаниям и ждал, не понадобится ли ему что-то еще, но тут кто-то вошел. Это был мой начальник, который приказал убираться к черту, так как Эрена нельзя беспокоить.

Кряхтя, я поднялся и ушел. Осветительные огни в коридоре почему-то были приглушены до такой степени, что мне приходилось идти на ощупь вдоль поручней. Я медленно шагал в темноте, что-то бормоча — обычно я так не делаю, но смена была длинной, и я слишком устал, чтобы молчать. Не доходя до входа, я заметил то, что мой собственный глупый голос едва не спрятал от моих же ушей. Кто-то шептал. Кто-то стоял, замерев, в том темном коридоре и разговаривал шепотом, либо сам с собой, либо со мной. Я повернулся и всмотрелся в глубину прохода, и когда дверь закрылась, я увидел того незнакомца — я понял, что это был Эрен — он шел по машинному отделению, одной рукой он вел по металлической поверхности. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами: силуэт молодого человека в проеме двери, он смотрит на переборку перед собой с таким выражением лица, как будто пытается что-то вычислить. Судя по осанке, он был еще достаточно молод, чтобы пока не заботиться об оной.

Разумеется, он решил проблему. Еще несколько дней он оставался на борту, пока не сошел в следующем порту, и никто не разговаривал с ним. Нам не приказывали оставить его в покое, но от него исходила какая-то атмосфера неловкого одиночества; да и в любом случае с тем, кто мог просто зайти и сделать своё дело, не обязательно чувствуешь себя в безопасности. Гении — не просто высокоталантливые люди или счастливчики, а подлинные гении-либо привлекают, либо вызывают беспокойство. В то время я чувствовал, что лучше избегать и того, и другого.

После этого я не видел его много лет, да и не вспоминал об этих событиях. У меня всё шло успешно. Удача сопутствовала мне, и я устраивался работать на более безопасных кораблях, возможно, поэтому Эрен и отсутствовал в моей жизни. Но рано или поздно всё ломается, и после длительного рейса через опасные территории, где свободного времени было мало, мы вызвали его залатать наше сломанное оборудование. Оказалось, что я единственный, кто работал с ним раньше — если раскладывание инструментов и исчезновение до появления оркестра можно назвать работой — так что меня автоматически отправили заниматься тем же. В этот раз я с ним встретился, и хоть он и был очень неразговорчив — а я, разумеется, не давил на него — мы неплохо поладили в этом обоюдном молчании. Он выглядел гораздо более истощенным, чем я представлял раньше. Помню, я поразился тому, что мог счесть его моложе себя, потому что это было явно не так, но тогда у меня были не лучшие условия для наблюдения, а ведь и при дневном свете может показаться бог знает что. Я с удовольствием наблюдал за его работой и не задумывался, как ему удается найти точное место поломки среди окружавших его гор стали и изоляции. Думаю, он его чувствовал, потому что когда работа была закончена и Эрен уже давно ушел, я получил благодарность от капитана и мне дали понять, что будут ждать меня в качестве помощника, если им еще раз придется воспользоваться услугами этого человека.

Насколько я знаю, они больше никогда не обращались к нему за помощью, но и я недолго работал с ними. Мне надоела жизнь в невесомости — на кораблях отличная гравитация, но в некоторых отсеках из-за конструкции переходы немного смещаются, и через какое-то время начинаешь расхаживать по стенам. Вместо этого я устроился на перерабатывающую станцию в колонии, расположенной в безопасной области космоса и покрывающей половину астероида, на котором она была расположена.

По правде сказать, не прошло и нескольких лет, как меня и такая жизнь совершенно достала. Думаю, если бы вы отправились в космос и пожили там, вы бы перестали вообще планировать маршруты куда-либо. Тем не менее, выгодных рейсов не было, так что я остался и терпеливо выполнял свою работу.

Перемены пришли оттуда, откуда я их ждал меньше всего. Появился корабль, что само по себе не было большим событием, но, что странно, он оказался без груза и без торговых соглашений с управляющей колонией корпорацией. Они сказали, что нуждаются в ремонте, но у них на борту уже были все те специалисты и оборудование, которое мы могли бы им предложить.

Им нужен был я.

Они сказали, что им нужен был специалист, и что они направлялись в систему, где он находится. До нее было несколько прыжков, но издержки были незначительны по сравнению с потерями, которые бы они понесли за предстоящие недели и месяцы, если не устранить аварии, нарушающие жесткий график доставок. Предполагалось, что этот специалист стоит затрат на дорогу, но он будет работать только при наличии ассистента. Кого-то с обширным опытом работы с механизмами, но что еще более важно, кого то, кто работал с ним раньше. Кого-то вроде меня.

Я воспользовался случаем. Собрал вещи, подписал добровольное увольнение, познакомился с командой и отправился в долгое путешествие к Эрену.

Когда мы встретились, я потерял дар речи. Если бы я не видел его несколькими годами ранее, то подумал бы, что прошел не один десяток лет. Его волосы стали совсем редкие и седые, раньше на его коже не было столько похожих на глубокие борозды морщин, оставленных обстоятельствами, которые я надеюсь никогда не испытать на себе. Все его движения были медленными и размеренными, как у человека, который слишком стар, чтобы тратить энергию на ошибки.

Я тут же решил не упоминать об этом — невозможно превратиться в такую развалину и остаться безучастным к своему облику — но внес свой вклад в предстоящий ремонт, убедившись, что инструменты Эрена всегда находились на своих местах, а часто даже немного ближе, чем ему было необходимо. Не думаю, что он сэкономил много усилий от такого расположения, но я отчетливо чувствовал, что ему будет психологически комфортнее, если его инструменты будут ближе, чем обычно, они будто создавали небольшое безопасное пространство, куда не могли проникнуть внешние воздействия. Настоящий защитный круг.

Кажется, ему это нравилось. Сначала мы разговаривали мало, но шли дни — в основном мы проводили их в ожидании запчастей для продолжения самого ремонта — и Эрен немного открылся. Кроме того, мы находились в самой глубине машинных залов, где всё наизнанку, а в окружении машин, которые теоретически могут убить тебя, невозможно находиться без налаживания некоторых доверительных отношений.

Вообще-то было бы не очень честно сказать, что он открылся — по крайней мере, я так считаю. Он просто слегка ослабил защиту. Через два дня я заметил, что тихое бормотание, которое я сперва счел гудящим сердцебиением самого корабля, на самом деле исходило от Эрена. Я присмотрелся сильнее — все внутренности корабля были мрачными и темными, наверно, потому что вообще не стоит находиться там, если ты не знаешь наверняка, где в данный момент находится каждая движущаяся часть и где она будет через пять секунд — и увидел, что он разговаривал с металлом. Он говорил с кораблем.

Должно быть, он услышал, что я перестал дышать, потому что замер, откинулся назад и сказал, не глядя на меня: «Они разговаривают».

- «…Детали?»

Он пожал плечами. «Или те, кто последним их касался».

- «Детали кораблей приходят отовсюду, часто берутся со списанных кораблей», — сказал я. Я подразумевал, что он не может знать, кто были эти люди, не говоря уж о том, живы ли они вообще, но тут понял, о чем он говорил. Если голоса и правда были, то принадлежали они другому миру.

Я сглотнул сухой воздух и спросил: «Что они тебе говорят? Как починить корабль?»

Он кивнул.

В машинном зале было действительно очень темно. «Что они… хотят взамен?»

Он пожал плечами. «Поговорить. Быть услышанными. Чтобы кто-то запомнил рассказы мертвых, этого корабля и всех остальных кораблей, детали с которых использовались тут. Или даже рассказы мест, где причаливал этот корабль, мест, которых больше нет».

В космосе были такие места, колонии без орбит, вполне вероятно, пиратские, и совершенно точно давно ставшие жертвами огня капсулиров. Смерти, много смертей; и когда нападавшие обчистили их могилы, единственными пригодными вещами в обломках были эти детали.

На своем пути капсулиры зачастую проходили через умопомрачительное количество кораблей и даже колоний. Хотел бы я знать, сколько деталей кораблей забрали у мертвых. Сколько голосов, стеная нестройным хором, хотели, чтобы Эрен их слушал.

Под конец того вечера я был слишком встревожен, чтобы уснуть. В конце концов, я воспользовался корабельной базой данных и нашел несколько вещей, которые удовлетворили моё любопытство, но лишили всякой надежды на сон.

Удивительно, но были и другие люди, такие как он; но в таком случае, что угодно должно где-то существовать в этой безбрежной вселенной. Это называлось психомантия. Они могли понимать звуки механизмов, общаясь с ними, как шаманы. Гул, грохот, режущие звуки, вой; распространение шероховатой поверхности ржавчины.

Больше всего прочего меня вывело из себя это упоминание ржавчины, я не мог перестать думать о ней. На следующий день я рассказал Эрену.

Он ответил: «Да. Я тоже не люблю ржавчину. Она расползается. Она искажает».

«Ты имеешь в виду, что с ней тяжелее слышать, кхм, голоса?» — спросил я.

«А, нет. Она не глушит их. Они просто… получаются искаженными. Как вой, или эти пронзительные изорванные вопли. Представь, что у тебя на голосовых связках ржавчина», — сухо сказал он. «Представь, что она проникает в твои легкие. Это рак».

Я не мог сдержаться. «Так минматарские корабли…»

«…могут отправляться прямиком в ад», — с ухмылкой ответил Эрен. И рассеянно добавил: «Все корабли обитаемы. Как и море, в котором мы находимся, это бесконечное холодное море. Голоса всегда стремятся к теплу».

«Ты никогда не думал устроиться работать в колонии? Не думаю, что тебе легко живется», — сказал я.

Он взглянул на меня, но во мраке я не смог его разглядеть. «Не очень люблю работать в колониях. Там слишком много погребенных».

У меня было четкое ощущение, что в его ответе было нечто большее, и не хотел продолжать совать свой нос в эти дела. Достаточно было работы в скрежещущей темноте, не имея никакого представления о вещах, которые она скрывает. Мы закончили запланированные на день задачи и после этого больше не разговаривали о голосах.

Следующий день оказался последним днем нашего пребывания на том корабле. Наконец привезли деталь, которую мы ждали, и я передал ее Эрену. Я сказал ему: «Если честно, я не знаю, как ты собираешься привести это в действие. Команда меняла эту деталь уже трижды, но она просто отказывается работать».

Он какое-то время смотрел на меня, без недоброжелательности — не знаю, радовался ли он или слушал — а потом просто протянул руку и дотронулся до той проклятой штуки.

Через некоторое время мы услышали топот ног и тяжелое дыхание, один из членов команды вбежал в комнату и начал спрашивать нас, что мы сделали и как, черт возьми, мы это сделали.

Спустя много лет я лежу на своей койке и думаю о том времени. Это был единственный и последний случай, когда мы работали вместе. Я ожидал, что меня снова вызовут, да и Эрен точно был не против, но уровень ремонтных технологий поднялся, и люди вроде него стали пользоваться меньшим спросом-либо им поручались задания настолько сложные, что пропала необходимость в простом механике-помощнике, вроде меня.

Через много лет я видел его еще один раз. В колонии, откуда я улетел спустя некоторое время. Сначала я едва узнал его; он как будто погрузился в старость, тело потемнело, сморщилось, оно было разрушено временем и другими силами, поработавшими над этим бедным человеком. Я не сказал ни слова, но он поприветствовал меня кивком.

«Это ржавчина», — сказал он. Подумал немного, кивнул сам себе и повторил: «Ржавчина. Ржавчина расползается».

Я не смог удержаться и спросил: «Снова голоса?»

Глаза у него были влажные и слишком часто моргали. Кожа на руках скользила, как масло на воде. «Я давно уже не слышу голосов».

Я всё еще пытался понять скрытый смысл, когда он добавил: «Теперь я слышу то, что за ними. Там что-то еще. За ними есть что-то еще, и оно никогда не умолкает».

Его голос перешел в бормотание. Не знаю, говорил ли он со мной или с машиной. Или с тем, что было по ту сторону и которое точно знало, что он его слышит.

Все его волосы, за исключением густой растительности над глазами и в ушах, уже выпали, на руках были видны вены.

Я лежу здесь, на своей койке, и думаю о нем. Об этой старой душе в стремительно умирающем теле, и о вещах, которые он слышал. Теперь я довольно много думаю об Эрене.

Потому что корабль скрипит. Корабль скрипит, мы летим в пустоте, в углу пятно ржавчины, и я размышляю, не зовет ли меня мой старый друг.

Перевод © Deriel